Мастерская кукол  - Элизабет МакНилл

И, стиснув зубы и избегая встречаться с Луисом взглядом, Айрис принялась ворочать ложечкой кусок пирога на своей тарелке.

***

– Я же говорил тебе, что иногда Россетти бывает просто невыносим! – сказал Луис. – Но сегодня он превзошел самого себя. Ты сама видела, как он буквально из кожи вон лез, чтобы нас унизить. Эти его намеки… Нет, я просто отказываюсь понимать, какой бес в него вселился. А главное, для чего все это? Чтобы получить извращенное удовольствие вроде того, которое испытывает кошка, играющая с пойманной мышью? Мне очень не хотелось устраивать скандал, но теперь мне кажется, что я напрасно сдержался. Надо было отплатить ему той же монетой, показать, что у меня тоже есть зубы и когти.

Они уже подходили к «фабрике» на Колвилл-плейс, и Айрис невольно ускорила шаги. Ей не терпелось поскорее вернуться в мансарду на Шарлотт-стрит, где она могла бы еще раз вспомнить сегодняшний вечер и спокойно обдумать все, что услышала сегодня.

– Э-э, леди Гижмар, нельзя ли чуть помедленнее? Вы несетесь, как ракета!..

– Меня зовут Айрис, – ответила она чуть резче, чем намеревалась. За ужином Айрис немного выпила, и сейчас у нее разболелась голова, да и все окружающее как-то странно покачивалось и кружилось. Пытаясь прийти в себя, она ненадолго остановилась и взглянула на небо. На западе дотлевал ушедший день, и над крышами домов уже плыл в дыму расплывчато-желтый кругляш луны. Улицы были пустынны, и только какой-то бродяга, сутулясь от холода, прятал лицо в воротник изодранного плаща.

– Хорошо, пусть будет Айрис. – Луис встал перед ней, мешая двинуться с места. – Ты очень расстроилась? Постарайся не обращать внимания на выходки Россетти, но…

– Я не расстроилась.

– Да перестань, меня не обманешь! Я отлично знаю, что, когда дамам изменяет их обычная сдержанность, это означает, что они чем-то расстроены. Проклятый Россетти! Это он испортил тебе настроение, не так ли?..

– Возможно, я не похожа на тех дам, которых ты… – «Которых ты так хорошо знаешь», – едва не ляпнула она, но все же сумела сдержаться, несмотря на то, что в голове еще плавали клочья хмельного тумана. Шампанское, которое они пили на десерт, сыграло с Айрис дурную шутку – вроде она и пьяна-то не была, но ее мысли путались, а ноги выделывали какие-то странные коленца. Быть может, подумалось ей, это потому, что раньше она не пила ничего крепче разбавленного водой эля и причастного вина. Впрочем, новые ощущения Айрис, скорее, нравились. Интересно все же, кто такая Сильвия?..

– Которых я – что?..

– Ничего, – ответила она. – Ничего особенного.

Луис вздохнул и принялся играть цепочкой карманных часов. Как странно, подумала Айрис, одет он хорошо, даже шикарно, но дорогая одежда почему-то ему совсем не к лицу.

– Я хочу немного пройтись, – сказала она.

– Пройтись? Что ж, идем. А куда?

– Я пока не решила.

Они повернули на север и двинулись по Шарлотт-стрит, удаляясь от пансиона, в котором она жила. Каблуки башмаков Луиса громко стучали по мостовой.

– Я тоже пока не знаю, куда нам лучше пойти, так что пойду-ка я за тобой, – объявил он. – Куда ты, туда и я. Как послушная собачка.

– Как угодно, – с прохладцей сказала Айрис, но тут же невольно улыбнулась. Он идет рядом с ней, они шагают почти в ногу… Она даже стала забывать о своих тревогах. Горечь все еще обжигала ей горло, но в груди пробудилось и другое чувство, для которого у Айрис пока не было названия. Пожалуй… пожалуй, это было удовольствие. Да, точно – удовольствие! И еще – азарт. Сознание собственного преступления заставляло ее сердце биться чаще, а кровь снова прихлынула к щекам. Да, она совершила и продолжает совершать именно то, от чего ее так часто предостерегали родители. Она гуляет по ночному Лондону с молодым неженатым мужчиной, который не приходится ей близким родственником и которого никак нельзя назвать невинным. Вот он лукаво косится на нее уголком глаза, и его волнистые волосы подпрыгивают при каждом шаге – мягкие, словно стружки на картине Милле. Да и дышит-то он, кажется, в одном ритме с нею…

– Ночной Лондон всегда казался мне очень романтичным, – сказал Луис, первым нарушив затянувшееся молчание, и Айрис почувствовала, как ее сердце забилось еще быстрее. – Романтичным и прекрасным, несмотря на воров, грабителей и… – Он ловко увернулся от какой-то женщины, которая выскользнула из подворотни и попыталась схватить его за рукав. – И ночных бабочек, – добавил он с усмешкой. – Иногда мне даже кажется, что возможные опасности делают его еще более восхитительным.

– Что ты имеешь в виду? – удивилась Айрис.

Луис показал на другую подворотню, где царил непроглядный мрак.

– Что, если там, в темноте, прячется бродяга с ножом, который собирается броситься на нас? Или вон там… – Он показал на укромный уголок под наружной лестницей какого-то дома. – Разве ты не чувствуешь, как при одной мысли об этом кровь быстрее течет по жилам? – Луис внимательно посмотрел на нее. – Извини, если я тебя напугал, но…

Айрис усмехнулась.

– Меня не так-то просто напугать. Я не из тех девушек, которые способны упасть в обморок из-за пустяка.

– Уж не хочешь ли ты сказать, что опять не захватила свои нюхательные соли? Какой досадный промах, мисс Уиттл!.. – Она улыбнулась, а он продолжал: – Нет, мне бы действительно хотелось, чтобы на нас напали разбойники и я защитил тебя в яростной рукопашной схватке. Кулаком в челюсть, и… Впрочем, я, кажется, уподобляюсь Россетти. – Луис пожал плечами и огляделся. – Кстати, где мы?..

– Я не знаю, я шла за тобой.

– Да что ты! Это я шел за тобой. – Луис вгляделся в закопченную табличку с названием улицы. – Беда в том, что мы оба с недопустимой самонадеянностью шагали черт знает куда. Из-за нее, из-за этой самонадеянности, каждый из нас, вероятно, полагал, будто другой знает, куда идет. Похоже, мы с тобой друг друга стоим… – Слегка опустив голову, Луис разглядывал обширное темное пространство впереди, где не светилось ни одно окно, не горел ни один фонарь. – Кажется, я знаю, где мы, – промолвил он наконец. – Это, должно быть, Риджентс-парк. Только подумать, что мы не заметили, как прошли весь Мерилиебон и Фицровию!

– Я думала, художники должны все замечать.

Они перешли через улицу и остановились у решетчатой ограды парка, и Луис осторожно коснулся пальцем остроконечного прута.

– Когда-то я знал человека, – сказал он, – который накурился опиума и выбросился из окна. Он упал как раз на такие пики. Они проткнули его насквозь. Это было отвратительное зрелище: мой знакомый выглядел как рыба, которая трепещет на острие гарпуна.

– Какая жуть!

– Именно, жуть… – Его глаза были такими темными, что Айрис не видела, куда он глядит. – Иногда мне не верится, что все мы умрем, что меня больше не будет, а Земля будет все так же вращаться вокруг своей оси. Без меня. И единственным свидетельством того, что я когда-то существовал, будут мои картины. Когда умерла мама… Я знаю, это звучит глупо, но я отлично помню, как сильно я удивился на следующее утро, когда солнце снова встало над садом, словно ничего не произошло. Мне тогда казалось, что с ее смертью все должно остановиться, замереть, что солнце должно перестать всходить и заходить, потому что мамы больше нет и она не сможет его увидеть. Я несу чепуху, да?..